Религиозное чтение: молись дает молитва крылья в помощь нашим читателям.
Молись дает молитва крылья
Молитва, храм и богослужение
Кн. П. А. Вяземский (1792-1878)
Молись! Дает молитва крылья
Душе, прикованной к земле,
И высекает ключ обилья
В заросшей тернием скале.
Она – покров нам от бессилья.
Она – звезда в юдольной мгле.
На жертву чистого моленья –
Души нетленный фимиам,
Из недоступного селенья
Слетает светлый ангел к нам
С прохладной чашей утоленья
Палимым жаждою сердцам.
Молись, когда змеей холодной
Тоска в твою проникнет грудь;
Молись, когда в степи бесплодной
Мечтам твоим проложен путь,
И сердцу, сироте безродной,
Приюта нет, где отдохнуть.
Молись, когда глухим потоком
Кипит в тебе страстей борьба;
Молись, когда пред мощным роком
Ты безоружна и слаба;
Молись, когда приветным оком
Тебя обрадует судьба.
Молись, молись! Души все силы
В молитву жаркую излей,
Когда твой ангел златокрылый,
Сорвав покров с твоих очей,
Укажет им на образ милый,
Уж снившийся душе твоей.
И в ясный день и под грозою,
Навстречу счастья иль беды,
И пронесется ль над тобою
Тень облака иль луч звезды.
Молись! Молитвою святою
В нас зреют тайные плоды.
Все зыбко в жизни сей проточной.
Все тленью дань должно принесть.
И радость быть должна непрочной,
И роза каждая отцвесть.
Что будет, – то в дали заочной,
И ненадежно то, что есть.
Одни молитвы не обманут
И тайну жизни изрекут,
И слезы, что с молитвой канут
В отверстый благостью сосуд,
Живыми перлами воспрянут
И душу блеском обовьют.
И ты, так радостно блистая
Зарей надежд и красоты,
В те дни, когда душа младая –
Святыня девственной мечты, –
Земным цветам земного рая
Не слишком доверяйся ты.
Но веруй с детской простотою
Тому, что нам не от земли,
Что для ума покрыто тьмою,
Но сердцу видимо вдали,
И к светлым таинствам мольбою
Свои надежды окрыли.
Прости мне, Боже, прегрешенья
Прости мне, Боже, прегрешенья
И дух мой темный обнови.
Дай мне терпеть мои мученья
В надежде, вере и любви.
Не страшны мне мои страданья,
Они залог любви святой,
Но дай, чтоб пламенной душой
Я мог лить слезы покаянья.
Взгляни на сердца нищету,
Дай Магдалины дар священный,
Дай Иоанна чистоту;
Дай мне донесть венец мой тленный
Под игом тяжкого креста
К ногам Спасителя Христа.
В. А. Жуковский (1783-1852)
Слезы свои осуши, проясни омраченное сердце,
К небу глаза подними: там Утешитель Отец!
Там Он твою сокрушенную жизнь, твой вздох и молитву
Слышит и видит. Смирися, веруя в благость Его,
Если ж силу души потеряешь в страданьи и в страхе,
МОЛИСЬ
Молись! Дает молитва крылья
Душе, прикованной к земле,
И высекает ключ обилья
В заросшей тернием скале.
Она — покров нам от бессилья.
Она — звезда в юдольной мгле.
На жертву чистого моленья —
Души нетленный фимиам,
Из недоступного селенья
Слетает светлый ангел к нам
С прохладной чашей утоленья
Палимым жаждою сердцам.
Молись, когда змеей холодной
Тоска в твою проникнет грудь;
Молись, когда в степи бесплодной
Мечтам твоим проложен путь,
И сердцу, сироте безродной,
Приюта нет, где отдохнуть.
Молись, когда глухим потоком
Кипит в тебе страстей борьба;
Молись, когда пред мощным роком
Ты безоружна и слаба;
Молись, когда приветным оком
Тебя обрадует судьба.
Молись, молись! Души все силы
В молитву жаркую излей,
Когда твой ангел златокрылый,
Сорвав покров с твоих очей,
Укажет им на образ милый,
Уж снившийся душе твоей.
И в ясный день и под грозою,
Навстречу счастья иль беды,
И пронесется ль над тобою
Тень облака иль луч звезды.
Молись! Молитвою святою
В нас зреют тайные плоды.
Все зыбко в жизни сей проточной.
Все тленью дань должно принесть.
И радость быть должна непрочной,
И роза каждая отцвесть.
Что будет, — то в дали заочной,
И ненадежно то, что есть.
Одни молитвы не обманут
И тайну жизни изрекут,
И слезы, что с молитвой канут
В отверстый благостью сосуд,
Живыми перлами воспрянут
И душу блеском обовьют.
И ты, так радостно блистая
Зарей надежд и красоты,
В те дни, когда душа младая —
Святыня девственной мечты, —
Земным цветам земного рая
Не слишком доверяйся ты.
Но веруй с детской простотою
Тому, что нам не от земли,
Что для ума покрыто тьмою,
Но сердцу видимо вдали,
И к светлым таинствам мольбою
Свои надежды окрыли.
Кн. П. А. Вяземский (1792-1878)
Проповедь перед чином изгнания злых духов из человека.
г.Сергиев Посад, Издание храма ап. Петра и Павла, 2002г., 11 стр., 1,5 МБ
Духовный цензор – игумен Николай (Парамонов).
2011г., 712 стр., 6 МБ
Издательство “Благовест”, Москва, 2011г., 480 стр., 80 МБ
Издательство: Благословение, 2004г. MP3, 192 kbps, 139 МБ.
Читает диакон Алексей Карпунин.
В записи использованы песнопения в исполнении хора Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. СКАЧАТЬ
MP3, 3 часа 16 минут, 320 kbps, 451 MБ.
Исполнители: монахи Свято-Елисаветинского монастыря, г. Минск. СКАЧАТЬ
Молись дает молитва крылья
Каталог файлов
Каталог игр
Каталог музыки
и сколько нашли
Композиция "The Sun is Scheduled to Come Out Tomorrow" принадлежит исполнителю Chris Zabriskie. Лицензия: Creative Commons Attribution (https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/).
Оригинальная версия: http://chriszabriskie.com/honor/.
Молись! Дает молитва крылья
Душе, прикованной к земле,
И высекает ключ обилья
В заросшей тернием скале.
Слетает светлый ангел к нам
С прохладной чашей утоленья
Палимым жаждою сердцам.
Молись, когда змеей холодной
Тоска в твою проникнет грудь;
В молитву жаркую излей,
Когда твой ангел златокрылый,
Сорвав покров с твоих очей,
Укажет им на образ милый,
Уж снившийся душе твоей.
В нас зреют тайные плоды.
Все зыбко в жизни сей проточной.
Все тленью дань должно принесть.
И радость быть должна непрочной,
Святыня девственной мечты, —
Земным цветам земного рая
Не слишком доверяйся ты.
Но веруй с детской простотою
Тому, что нам не от земли,
Мой канал создан для того, чтобы те , кто зайдёт на канал получили кванту положительной жизненной энергии, которая улучшит их судьбу и откроет им дороги в новую жизнь, где начнутся исполнятся их желания, поднимется их жизненный статус.
http://www.youtube.com/watch?v=CfmUmm0-w0g Рейтинг: 100%
Для быстрой и надежной закачки используйте Download Master.
Белые крылья молитвы
Бабушка Анна научила меня, некрещеную тогда еще маленькую девочку, молитве: «Пресвятая Троице, помилуй нас, Господи, очисти грехи наша, Владыко, прости беззакония наша, Святый, посети и исцели немощи наша — имени Твоего ради…» Она наказала мне читать эту молитву по три раза утром и вечером, и первое время, когда мы еще жили с ней вместе, укладываясь рядышком спать, всегда напоминала: «Ну-ко, молитовку-то… Не забыла?»
И эта краткая, в три строчки молитва, повторяемая изо дня в день, постепенно угнездилась где-то очень глубоко и сама начинала звучать, как только голова касалась подушки вечером, или утром, вместе с первой проснувшейся мыслью. Я не понимала тогда, что такое есть Пресвятая Троица, мне представлялось некое очень большое, доброе существо, которое все может. И вот к нему обращены были эти слова, произносимые иногда шепотом, иногда, и чаще всего, про себя: «Пресвятая Троице…» Всегда вверх, повыше земли, и даже повыше деревьев, и казалось, что там тотчас встрепенулись на этот тихий зов и склонились ко мне два больших белых крыла.
Явление Пресвятой Троицы преподобному Александру Свирскому
Детство — пора очень нелегкая. Это потом кажется, что было оно счастливым, такой оттуда струится свет, а на самом деле проживать каждый день, когда ты про эту жизнь ничего не знаешь, очень тяжело. Особенно если почти все, кто рядом, заняты каждый своей жизнью, а ты вроде где-то тут, под ногами, но как-то больше сама по себе… И бабушка это знала, потому и дала мне в этот трудный путь молитовку в несколько строк, чтобы каждый день, только открыв глаза, могла я тихо позвать: «Пресвятая Троице…»
Я и звала — когда надо было решить контрольную, написать сочинение, когда обижали мальчишки, когда искала примирения после ссоры с подружкой, когда стояла за кулисами сцены и ведущий уже шел объявлять мою песню… Да мало ли что еще! Так мы как-то и пережили эти годы.
Бабушка все собиралась отвезти меня в Шарангу и окрестить — это соседняя область, там был действующий храм. А у нас на сто километров в округе не было ни одной церкви. А в нашей был школьный спортзал, мы там прыгали, бегали, кувыркались на брусьях. Совсем уже не похоже было на церковь, так все переделали, и крышу перекрыли, и стены перекрасили, и на полу разлиновали разметку для волейбола. Да к тому же до спортзала там уже был еще раньше клуб, так что ничего уже не напоминало в этом здании о прошлом.
Но жизнь так складывалась, что никак нам с бабушкой не было пути в Шарангу. Да вскоре она уже и вовсе уехала к другой родне, а я осталась некрещеная, но – с молитвой, которая тайно от всех вокруг жила на самом донышке сердца.
И вот какое дело. Она там жила вроде бы тихонько, но она мне так мешала порой! Я смотрела на других — мне казалось, они такие беззаботные, они делают, что хотят, веселые, раскованные, и только мне нельзя то одно, то другое. Это большое, белое, с крыльями, трепетавшими навстречу после первого же моего жалобного зова, – оно все время меня обличало. Вернее, меня все время было за что обличать, я сама это чувствовала. И бывали дни, когда я не смела поднять глаза туда, выше земли и даже выше деревьев, потому что стыдно было не то что прошептать, а помыслить только: «Пресвятая Троице…» И не слышно было шелеста белых крыльев.
Да что там – «бывали дни»! Да не счесть было таких дней. Почти каждое первое сентября отравлено было ожиданием заслуженного возмездия. Вот, например. Уже куплены новенькие учебники, уложены в портфель чистые тетрадки, которым мысленно было обещано, что уж вот теперь-то, в этом-то году ни единая троечка не посмеет затесаться в стройные ряды пятерок. И пришла соседская девчонка — мы с ней не очень и дружили, нет, так — но она пришла и предложила: пойдем в школьный сад, нарвем георгинов. Тут бы и возопить: «Пресвятая Троице. » Да где там. И слов таких не вспомнить. Все забыто, все научения бабушкины. Пойдем! В школьный сад, своруем там георгинов!
И побежали. Вот и клумба необъятная, вся в предосеннем разноцветьи. Шустро принялись мы заламывать хрусткие ветки с тяжелыми шапками цветов. И вдруг — как ветром сдунуло мою подельницу! Нету ее — одна я на клумбе. Оглянулась — не вижу никого, а только тревога какая-то, воздух ею полон. Метнулась к забору, кое-как вскарабкалась на перекладину и — прыгнула… прямо в объятия директора школы. Прямо с букетом общественных георгинов. «Оп-па! – воскликнул он и поставил меня на землю перед собой. – Домрачева! Вот уж не ожидал от кого!»
Разве я сама ожидала? Меня же вон Верка… Да где она? И нет никого вокруг, только я с букетом ворованных георгинов стою против директора, онемев от горя. Надо ли описывать, как ждала я обещанной им линейки, перед которой меня выставят вместе с разными отпетыми хулиганами. Это была настоящая пытка! И ни разу глаза не посмели подняться поверх деревьев, не разу не шелохнулись оттуда белые крылья…
Эх! Минули эти годы, и сладким, и горьким полны. Вот я уже сама, хоть и очень молодая, но уже мама. И ночью, разбуженная детским плачем, прижимаю к себе теплый кулечек, покачиваясь вместе с ним, сидя на кровати, и шепчу в орущий ротишко: «Пресвятая Троице, помилуй нас…» И все повторяю и повторяю раз за разом молитовку свою. И уплываю, уплываю куда-то, цепляясь за слова, которые звучат уже сами. И вдруг вздрагиваю, как от толчка, и слышу этот шепот свой, но слова не узнаю, что-то не то совсем бормочу, другое: «…четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать…» Да и кулек-то мой укатился из разжавшихся рук, лежит на самом краешке кровати, еще бы чуть — и на полу… Что-то не дало ему скатиться с высокой кровати. Белые крылья, склонившиеся с недосягаемой своей высоты.
И еще много лет прошло, прежде чем вошла я впервые в храм. И первый раз увидела живого священника. Он шел энергичным шагом, едва поспевала за ним о чем-то спрашивающая его женщина. Был он уже пожилой, с очень густыми длинными волосами и широкой темной бородой с проседью. Я прямо хлынула к нему, когда он закончил разговор. Ни минутки не раздумывая — и вот уже, слышу, говорю ему: «Батюшка! Мне бабушка рассказывала, что я только погруженая, а не крещеная. Что это значит?» Он внимательно посмотрел на меня из-под густых бровей и спросил: «Хотите покреститься? Давайте, я покрещу вас!»
И выкатили купель, и налили воды, и нашли мне тут же в храме бабушку в воспреемницы, которая мое имя повторила несколько раз и обещала молиться. Наверно, она была мне хорошей крестной, эта незнакомая бабушка из храма, прилежно исполняя единое на потребу. Я думаю, что именно так и было. Не зря же потекла моя жизнь по-другому после этого дня. Было это в конце восьмидесятых…
Священник стал читать молитвы — и вдруг выпорхнула она, моя, родная, детская, что все эти годы тихонько жила в сердце: «Пресвятая Троице, помилуй нас. » Ох, как стало радостно! Вот, и батюшка знает эту молитву! И меня сейчас покрестят, и я буду… и мы вместе… и священник, и бабушка-крестная, и все… как одно, в церкви… Что-то еще не оформленное до конца, не осознанное, забилось, зарадовалось, от причастности к большому, сильному, непоколебимому, что всегда было, есть, будет и никогда не прейдет. Бабушка Анна не дожила, она бы порадовалась теперь. Но и она, казалось, недалеко где-то сейчас. И всплеск белых крыльев будто метнулся к играющей в солнечном свете водице моей крещальной купели, и отразился в ней на миг…
Спустя какое-то время появился у меня первый молитвослов, и узнала я, как много есть на свете молитв, и что та, детская, бабушкина «Пресвятая Троица» – звучит в храме, предваряя любое, большое и малое моленье. А в моем сердце она так и живет тихонько где-то очень глубоко, в детском еще местечке. И как тревога — так вот она уже, тут как тут.
И — как не вспомнить еще один случай. Их много было. Но вот один из них. Кто проводил когда-нибудь электричество в свежепостроенный дом, тот знает, что это такое. Страшнее, быть может, — только проведение газа.
Так вот, были выправлены все документы, целая пухлая папка бумаг с подписями и печатями, и осталось сдать все это уже в последнюю инстанцию. И вдруг в этой последней инстанции говорят, что среди всех этих многочисленных подписей нет одной, практически самой важной. И надо ехать в соседний город, чтобы ее заполучить. Еду, сижу в очереди полдня, достаю свою пухлую папку. Строгая тетка смотрит бумаги и говорит: «Весь этот ваш проект — это филькина грамота. Все не так и неправильно». А незадолго до этого скоропостижно умер начальник организации, исполнявшей этот проект. И там все теперь по-другому — реорганизация, перерегистрация и прочее. Поэтому то, что раньше было нормально, теперь никуда не годится, все по-новому. «И лучше вы не ходите за подписью к начальнику, потому что он только рассердится. И никогда ничего не подпишет». Какой кошмар. Что же делать? Дом стоит, электричество в нем проведено. А бумаги, выходит, надо делать заново? Кто хоть когда-то был с этим делом связан, знает, что это такое… «Не верите? – презрительно смотрит на меня тетка. – Хотите — попытайтесь сходить к начальнику, но я вас предупреждаю, что ничего хорошего из этого не выйдет. Он не станет подписывать ваши бумаги».
Поднимаюсь наверх, сажусь против кабинета, где начальник пока занят, и начинаю молиться. Взлетает моя молитовка, услышав панический зов. Одну только ее и повторяю бесчетно, умирая от ужаса.
И вот начальник. Лепечу ему жалобно, что вот тут, в этих бумагах, не хватает одной его подписи. Он весело смотрит на меня. «Так в чем же дело — давайте поставим!» Он сам выходит в приемную, приносит оттуда и выдает мне какой-то бланк, который надо заполнить. А потом — ставит свою подпись! И велит идти к теткам закрепить ее печатью. Тетки не верят своим глазам. А одна из них даже идет к начальнику, чтобы удостовериться — действительно ли он сам, по доброй воле, в здравом уме и твердой памяти… Да, да, именно, что по доброй воле, радостно и со всей приятностию, легко и непринужденно поставил он в моих бумагах свою драгоценную подпись! А?
И я бегу на улицу, оставив в кабинете обескураженных теток. И летит высоко над землей, и даже выше деревьев и облаков — мой безмолвный ликующий и благодарный вопль, туда, где снисходительно и ласково трепещут опять два всемогущих белых крыла…
И еще я хочу рассказать про одну молитву. Она состоит в своде утренних молитв, и не раз к тому времени была читана. Но вот однажды — в очень нужный момент явилась непостижимым, живым, почти осязаемым образом и спасла. Порой ведь и не заметишь, как в твою жизнь входит страсть, которую бы обходить за километр и дальше. И вот уже — тут она, сначала озарила-ослепила, наполнила жизнь небывалой радостью, застила глаза, а потом ввергла в такую боль, что хоть кричи. И остаток здравого смысла из угла своего маячит: прочь, вон из сердца, каленым железом. А как? Она же проросла уже в плоть и кровь, болит нестерпимо.
Куда не идешь — все он с тобой, котел кипящий, адский. В храм приползешь — сквозь дым кадильный тебе блазнятся неотступные глаза, сквозь пение хора — совсем другой голос и другие слова. Стоишь у иконы Пресвятой Богородицы — взгляда поднять не смеешь. Пречистая! Да и Тебе ли понять, непорочной, страстей не знавшей, эту душу больную, во грехе изнывающую! Не могу я Тебе молиться…
И вот в молитвослове, в череде не раз читанных молитв, вдруг и воссияло! Просто красными буквами — на черно-белой странице: «Пресвятая Владычице моя Богородице, святыми Твоими и всесильными мольбами отжени от мене… уныние…неразумие… все скверные и лукавые помышления от окаянного моего сердца и от помраченного ума моего…»
И вот этими-то словами, обращенными к Ней Самой, Она вдруг словно заговорила со мной. Все эти слова были про меня и для меня. Потому что это я была – «окаянное сердце и помраченный ум» во плоти.
«И погаси пламень страстей моих…» А уж это и вовсе было именно то, о чем взывала душа, не умея сказать. И вот он стал потихоньку опадать, пламень страстей моих. Я еще немалое время припадала к этой молитве как спасительному и прохладному источнику. А потом она опять встала в череде утренних молитв. Одна среди многих других. Но я до сих пор помню — этот ослепительный свет среди обычных черных букв и строчек.
… Конечно, это неправильно, но после долгого предпасхального поста и строгих бдений в светлой радости дней Пасхальных как-то отходит усердие молитвенное – уже который год я это замечаю в своей жизни, ну, вот летит весеннее солнечное время в какой-то быстрой круговерти, и в долгих ясных днях совсем мало остается времени для молитвенного сосредоточения. Сорок дней – полное ощущение, что Господь где-то совсем рядом, ходит с нами по земле, и мы – в облаке Его благодати, защищенные от зла. Отсюда и послабление самовольное, ведь кажется, что одного твоего вздоха вечернего, усталого: “Господи, милостив буди мне…” достаточно для того, чтобы Он услышал и снизошел к немощам…
И вот – Вознесение. Сразу внутри что-то подтягивается, строжится, сосредотачивается: хватит уж послабляться и лениться, трезвись, вокруг много опасностей, молись, да не внидеши в напасть.
В этот день читается в храме Евангелие о том, как Господь вошел к апостолам и, встав посреди их, сказал: “Мир вам”. Они перепугались, подумав, что это дух явился пред ними. И Он говорит: что же вы смущаетесь, посмотрите – вот руки, вот ноги Мои, вот раны. Потрогайте – это все живое. А дух не имеет костей и плоти. Более того, Он просит дать Ему что-нибудь поесть, и они приносят – немного печеной рыбы и сотового меда. И Он вкушает все это, чтобы показать им, что Он и есть тот самый Иисус Христос, который ходил вместе с ними, и который был распят и теперь воскрес, как и было обещано в Писании.
Он настойчиво повторяет апостолам: не дух перед вами, осяжите – это живая плоть, вот, я ем рыбу и мед, которые вы мне дали…
В Евангелии нет ни одного слова неважного, второстепенного. И, видимо, совсем не зря так настойчиво говорится в этой главе о плоти. Она, плоть, в нашей жизни человеческой играет очень большую роль. Через нее приходит множество соблазнов – мы то пропадаем в похоти, то обжираемся без всякой меры, то принимаемся украшать ее, одержимые гордым помыслом. Много уловок приготовлено в этом мире для немощной плоти. Но, осиянная духом, вознесенным к Богу, и бренная плоть с ее желаниями может стать поистине прекрасной и послужить нашим духовным трудам. Сами-то по себе мы можем не много. Но Господь ведь, перед тем как вознестись в небеса, осеняя апостолов крестом на прощание, сказал: “Аз есмь с вами и никто же на вы”. Я с вами и кто против вас? И Он сказал это не только апостолам, Он и нам это повторяет: “Я с вами и никто против вас”.
Еще Он сказал: ухожу, но пришлю вам Утешителя, Духа Истины. И мы, как тогда апостолы — ждем Утешителя. И одна молитва давно уже исключена до времени из нашего ежедневного правила. Мы уже стосковались по ней. И вот на Троицу, в храме, наполненном запахами привявших трав и цветов, которыми устланы полы, наконец зазвучит ликующее: «Царю Небесный, Утешителю, Душе Истины… прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша!»
Как волнующе это возвращение молитвы, как радостна эта встреча! Из года в год повторяется она в круге лета Господня, и всякий раз по-новому веселится душа.
«Пресвятая Троице, помилуй нас!…» «Пресвятая Владычице Богородице, святыми Твоими и всесильными мольбами…» «Царю Небесный, Утешителю, Душе Истины. »
Как радостно повторять это вновь и вновь, чтобы услышать-почувствовать сказанное сквозь века и на века: «Я с вами — и никто против вас!»
Поскольку вы здесь…
… у нас есть небольшая просьба. Все больше людей читают портал “Православие и мир”, но средств для работы редакции очень мало. В отличие от многих СМИ, мы не делаем платную подписку. Мы убеждены в том, что проповедовать Христа за деньги нельзя.
Но. Правмир — это ежедневные статьи, собственная новостная служба, это еженедельная стенгазета для храмов, это лекторий, собственные фото и видео, это редакторы, корректоры, хостинг и серверы, это ЧЕТЫРЕ издания Pravmir.ru, Neinvalid.ru, Matrony.ru, Pravmir.com. Так что вы можете понять, почему мы просим вашей помощи.
Например, 50 рублей в месяц – это много или мало? Чашка кофе? Для семейного бюджета – немного. Для Правмира – много.
Если каждый, кто читает Правмир, подпишется на 50 руб. в месяц, то сделает огромный вклад в возможность нести слово о Христе, о православии, о смысле и жизни, о семье и обществе.
Понтифику не нравится нынешний перевод
Божественная Литургия пройдет 1 октября в Храме Христа Спасителя
В Пятидесятницу в конструкцию человека было внесено серьезное усовершенствование
Лицензия Минпечати Эл № ФС77-44847
может не совпадать с позицией редакции.
(книгах, прессе) возможна только с письменного
